— ИСТОРИЯ:

Иногда Гензелю - «маленькому Гансу» - снится палящее солнце эмиратов Шахалла. Свист плети надсмотрщика над ухом, обжигающая боль в спине; он вздрагивает, но не просыпается — напоминает себе, что это лишь сон, и что тяготы и мучения, ниспосланные Господом ему за проступки, остались в прошлом. «Но не смей забывать», - напоминает ему Господь через эти сновидения. И, открывая глаза в душную тьму кубрика, слушая плеск волн и скрип переборок «Невесты ветра», он беззвучно возносит хвалу и благодарность своему Небесному Отцу, за то, что тот не оставляет его, грешника, своей милостью. Не позволяет забыть, что своего земного отца «маленький Ганс» убил собственными руками.

«Он полез в подпол, и упал!» - двоих детей считали погибшими, сгинувшими в лесу ещё глубокой осенью. Их отец вернулся безутешным, мачеха причитала — вот мол, горе-то какое, погибли детки, сгинули. А вот же, вернулись, показались, словно чахлая трава из-под снега — вытянувшиеся, побледневшие, в лохмотьях, но живые. Гензель, как его звали в деревне, загородил собой сестрёнку от набившихся в хижину односельчан, что столпились над чёрным зевом подпола, в котором лежало тело их отца.

Свалился с лесенки, значит, и головой об колоду в недрах погреба. Это надо же, а, невезение… о, никак детишки всему виной. Как же они умудрились целую-то зиму протянуть в лесу, и волки их не слопали, и тролли не забрали? - опасные шепотки уже начали гулять по толпе, словно пущенный по прошлогодней сухой траве огонёк, но Господь не оставил Гензеля и Гретель, послав своего пастыря — пожилого сельского кюре, который объявил случившееся Божьей волей, равно как трагическую гибель дровосека, так и чудесное спасение его детей. Им и врать-то ведь не приходилось – да, по осени заблудились в лесу, тихо отвечал на расспросы Ганс. Нашли какой-то домик, пережили зиму — они были так измучены, истощены, так несчастны, что никому и в голову не пришло в чём-то их подозревать…

И, когда несколькими днями спустя во вскрывшейся ото льда весенней реке нашли тело их мачехи, никто не удивлялся — вот же бестолковая баба, ну чего её понесло перед самым ледоходом бельё-то полоскать. Ганс перевязывал израненные острой кромкой льда ладошки Гретель, обнимал сестрёнку за плечи - «мы всё сделали правильно. Подлецы и предатели заслуживают кары». Отец предал их, предал, повелся на уговоры мачехи, увёл в лес, бросил там… у них была целая зима, чтобы укрепиться в своем решении. Только смерти их отец и заслуживал; Гензель жмурится, хмурится, выгоняя из памяти взгляд отца, когда они с Гретель замерли на пороге их дома – родного дома; страх, тревога и радость мешались в его глазах с облегчением. Неправда, хотелось сказать Гензелю. Если бы ты любил нас, то никогда, никогда бы не оставил.

«Он очень убивался по вам, ребятки», - пожилой кюре зажигает свечу, шелестит страницами Библии. «Захворал ближе к весне – лазоревый туск по глазам побежал, видать, сослепу и оступился там на лесенке… да, так бывает. Словно видеть этого света без вас не хотел, упокой Господь душу его», - неправда, ложь, неправда, - Гензель тягает тяжёлые вёдра с водой, грузит уголь, чистит свинарник, Гретель кормит кур и доит коз. Кюре благостно вздыхает, ослабив пояс на чёрной сутане – экая же пастораль, божья благодать. И посылает Гензеля – сходи, дескать, налови свежей рыбки, да покрупнее, ты знаешь, как я люблю. Обязательно, ваше преподобие, - Гензель берёт удочки, послушно плетётся на реку, а в голове одно-то и бьётся – «почему так?» почему какие-то люди добры напоказ, а внутри – словно подтухшее мясо, серые и противные, почему одной женщине так вот поперёк горла были чужие дети, что она запилила их родителя до такой степени, что он бросил их на верную смерть? Почему он так поступил? – «я не дал ему возможности объясниться. Мы с Гретель не дали», - он бьётся, бьётся, словно рыбка на крючке, не находя ответов, проживая один за другим безрадостные дни своей юности. «Благодари Господа Бога нашего и меня за то, что уберегли вас с сестрой», - теперь это кажется насмешкой, думает Гензель, глядя в оплывающее жиром лицо кюре. Что же, и это – воля Божья?

«Не так, сын мой», - у бродячего проповедника лицо святого, благообразное, со впалыми щеками. Тонзура блестит, как начищенная плошка, узловатые пальцы сжимают посох странника. Господин кюре распорядился принять его в доме, но монах отказался: «Господь наш явился на свет в скромном хлеву, и мне ли, ничтожному, сетовать на неудобства?» - он запивал хлеб козьим молоком, и говорил такое, что Гензелю казалось, вот-вот – и он поймёт, что же на самом деле кроется за хитросплетениями добра и зла, честности и алчности, корысти и доброй воли. Господин кюре не утруждал себя уроками не то что богословия, но и вообще какими-либо; но благо, книги в своем доме читать не запрещал. Но в них для Гензеля по-прежнему не было ответа.

«Тебе бы в столицу съездить, мальчик. В семинарии лекции послушать. Увидеть и услышать людей», - да, да, Гензель радостно кивает, сжав кулаки – вырваться отсюда. От опостылевшей вечной работы, больше походящей на рабство, от попрёков куском хлеба, от насмешек селян – босоногий Ганс, Ганс-оборванец, эй, смотрите, пошёл! – а что, не господину же кюре переживать об одежде, из которой Гензель, к тому же, очень быстро вырастает… Сбежать, лихорадочно думает Ганс – сбежать, не видеть этого дома, не слышать голоса сестры, который пугает год от года сильнее. Гретель растёт умницей – чересчур умницей; продолговатые глаза её светятся недетским лукавством, а порой – жестокостью; Гретель, в отличие от брата, ничего не боится, и ни в чём не сомневается. Не колеблется; в лунном свете кровь на её руках кажется чёрной.

«Так бывает – один раз в своей жизни человек совершит ошибку, и затем всю жизнь в том раскаивается. И жизнь у него оттого вкривь да вкось идёт, и некому протянуть ему руку на этом пути – думают люди, дескать, сам виноват, пускай же сам и расхлёбывает», - не похож Гензель на священника – высокий, широкоплечий, тонзуры не носит, сутану надевает нечасто, обходясь рубашкой с колораткой. И крепкое словцо отпустить может, потом осеняет себя крестным знамением, правда, и бормочет покаянные молитвы, только вот почему-то слушают его даже отпетые морские бродяги, сотню раз просоленные морем – слушают его, иным в сыновья годящегося. Что его четверть века жизни против их опыта, их жизни? – когда-то «маленький Ганс» робел, но и это осталось в прошлом. Осталось на узлах плетей, отлетело вырванным куском левого уха, вместе с его кровью ушло в горячий желтый песок, на который он с трудом когда-то выполз, спасшись в неистовом шторме. Единственный выживший, - «выходит, Господь вновь вывел меня». Он же довел Ганса до человеческого жилья, он же привёл под прохладные своды монастыря, в котором он едва не отдал Богу душу, изнурённый выпавшими на его долю испытаниями. И вновь – всё-таки выжил, тогда и стал просить аббата о послушничестве. «Я ведь в семинарии учился!» - до того, как оказался в рабстве, целых два месяца ходил на лекции, верно…

«Сломать жизнь человеческую порой очень просто, совсем как ветку дерева. А вот залечивать затем её, ветку эту, заново сращивать – эт-то наука не из простых. В мире хватает и скверного, и доброго, Ганс, так запомни: умножая равнодушие, умножаешь зло. Отводя взгляд от чужой беды – умножаешь зло. Отворачиваясь от зла – умножаешь его».

Гензель - та самая криво сросшаяся ветка, ему бы засохнуть - а он вишь, позволяет себе зацвести. Зная, что прощения за грехи ему не обрести, прилагает все усилия к тому, чтобы уберечь от греха других. Как говорится - не можешь сделать добро, не делай зла. И в каждой - Гензель верит, ибо что ещё ему остаётся? - в каждой, даже самой заблудшей душе остаётся искра добра и света. Ведь Господь создал людей по своему образу и подобию, и все мы ходим под Богом.

— ДОПОЛНИТЕЛЬНО:
(для тех, кто не осилил ту простыню бреда)
- в возрасте одиннадцати лет последовательно убил (на пару с сестренкой) ведьму Пряничного домика, мачеху, родного отца;
- наслушавшись речей бродячего проповедника, в шестнадцать лет тайком ушёл из дома, оставив сестру, раздираемый страхом и внутренними противоречиями;
- некоторое время был вольнослушателем в семинарии (пока хватало денег на жизнь в городе);
- был схвачен разбойниками, продан в рабство;
- около года провел в оковах, обрел свободу, выжив в шторме, уничтожившем галеру, на которой Ганс был гребцом; в итоге преисполнился веры окончательно и принял монашество;
- несколько лет спустя покинул монастырь, став бродячим проповедником; однажды был накормлен и напоен неким любезным джентльменом, который достаточно пёкся о спасении своей бессмертной души, дабы пожелать, чтоб на борту его корабля присутствовал священник;
- творимые пиратами злодеяния Гензель (брат Ганс) не оправдывает, но в покаянии им не отказывает, уча тому, что жизнь во искупление - это правильная жизнь;
- глубоко раскаивается в том, что оставил сестру, пытается её найти по мере сил;
- на "Невесте ветра", помимо функций священника, также выполняет роль писаря, хрониста, секретаря и корабельного врача; физической силой не обделен, так что временами, если требуется, помогает команде корабля.

— СВЯЗЬ:

— ПОСТ: