– Болотам будет довольно двух недель на подготовку?

Он оборачивается и как будто бы готов к перемирию. Скинутые ножны, меч, кольцо, всё что его могло бы как-никак, но защитить от части колдовства могущественной феи, лежит сиротливо в углу, словно бы... Стефан предлагает ей руку и приглашает до выхода из домика фей, где росла и души не чаяла ни в чём юная Аврора. Девочка ещё не догадывалась, что её ждёт, чем будет наполнена юность, о чём потом будет сожалеть отец и покойная мать, когда белокурая красавица уколет палец об острую иглу и заснёт на веки вечные. Поцелуй перед тем, как они покинут домик, очень быстрый и взрывоопасный. Изумрудные глаза вспыхивают магией, как только человек вновь прикасается, оставляя свой запах и теплоту кожи. Малефисента вздрагивает и пальцы выпутывает как только они оказываются позади этих дубовых стен, вновь показавшие свой облик окружающему миру и заждавшемся.

Раз, два, три – и жжеными перьями пахнет, когда он снимает их, прокручивая незамысловатое оружие в трясущихся пальцах.

Тебе не больно, не чувствуешь ведь ничего?

Тогда она спала крепким сном, опоенная ядом, верно думающая, что её возлюбленный рядом, оберегает её своим теплом, как прежде обнимает, а утром они обязательно встретят рассвет. Но этой сказке не дано было случится в том самом понимании, когда добро и любовь побеждают, ведь человеку хочется больше, иной раз алчность затмевает всё. Ей в глазах Стефана, ищущего своё предназначение и красивую, богатую жизнь, не понять те труды и почести, с которыми он мирился долгие годы, прислуживая королевству, как это взобраться на трон. Она - не из человеческого племени. Колдунье никогда не понять с её магией, как это взбираться по "карьерной" лестнице, игнорируя плевки в свою сторону, кучу унижений, ненависти, предвзятого отношения. Наверное, Стефан думал, что ему безумно жаль с ней расставаться в тот самый миг. Уносить крылья, оставляя за собой шлейф воровства, предательства, разбитого сердца.

Он того и сейчас струсил.

«Понял, что я ему не по зубам.»

Малефисента со скрежетом сжимает зубы, от чего тонкая линия бледных скул очерчивает овал лица ещё больше, на фоне темных, как ночь волос, она кажется худее, чем обычно. Гонец покрывается крупными мурашками и на своём коне едва ли не спускает дух, когда Королева Болот с брезгливостью выдергивает из его протянутой руки свиток прямиком из Дарвела. Бедолага считает последние секунды своей жизни, возможно, прощается с самыми близкими, сожалеет о чем-то, это всё огромным калейдоскопом проносится в его темных глазах, задевая Малефисенту ореолом паники. Да только вот убить его, значит, поставить жирную точку в долгих, эмоциональных и очень трудных переговорах, в которых ключевым лицом по-прежнему являлась Аврора, стремящаяся объединить Королевства, а не разрушить их.

— Пошёл прочь! — как только свиток был с шелестом развернут, а содержимое вывалившееся на глазах у Королевы Болот укололо до самого нутра своих приглашением, всё на что она была способна сейчас, так это прогнать гонца Стефана с глаз своих долой. Не менее жалкий, трясущийся со своим худым конем, он был похож на мухомор, который никто не замечает, но при удобном случае затопчет своим башмаком, стоит только пойти по грибы и по ягоды. Встряхивается вся, дёргая темными, огромными крыльями и дочитав до конца письмо-приглашение чертыхается. Их договоренности, скрепленные нелепым поцелуем остались только при них: неумелые, смущенные, опаленные страстью и лишними эмоциями. Не такие решения ждут оба Королевства, от чего Стефан не прочь пообщаться официально и это вызывает самые противоречивые чувства на свете. «Почему, ответь, срубил крылья, заставил мучиться, вместо того, чтобы в раз покончить со всем этим? С нашей недо-дружбой, недо-чем-то большим?» Зачем целовал после, показывая человеческую ревность к Диавалю, прислужнику-ворону, который и знать не знал, о чём его Королева общалась со Стефаном в домике Фей, зачем вообще вся эта искренность, приправленная сдобно сверху агрессией, неверием и беспокойством? Зачем теперь весь этот формализм?

Оборачиваясь назад Малефисента видит счастливое лицо Авроры. Её медленный, вальсирующий танец, когда Диаваль делится обрывками свитка, который не сожгла в первых своих эмоциях крестная, каркая заливисто рядом. «Это всё ради тебя, Аврора.» Убеждать себя в этом проще, наколдовывая иссиния-черное бархатное платье с зубастым вырезом, очерченное собственными когтями, длинными крыльями и туфлями на высоком каблуке. Когда паучья лоза в виде широкого, крепкого моста опускается на территории Дарвела, люди разбегаются по своим хижинам с дикими воплями, видя крылатое существо, несущее разрушение и смерть.

— Забавные простофили... — с усмешкой подмечает Королева Болот, как только вежливые и боящиеся служащие Стефана провожают её величественную тень в главный зал, где Король должен был ожидать визита. Только вот... Как только массивные двери плавно прикрываются за её хрупкой, крылатой спиной, оставляя их наедине, ведьма замечает фигуру Короля, что всё ещё неотрывно смотрит на пустующий шкаф, прокручивая остаточное, иссушенное перо в своих ладонях.

— Ностальгия замучила? — им бы о мире всё поговорить, о тех нюансах, которые предполагает пакт, но только вот атмосфера восстановленного зала, в котором немногим ранее развернулась кровопролитная битва всё ещё мешает смотреть на вещи здраво. Им обоим.

Подпись автора

Рыцарей напрасно мчали кони.
Принцев презирала, все – повесы.

Будучи неправильной принцессой
С детства я мечтала о драконе.

Малефисента ни о чём не жалеет. Есть Аврора и её любовь, как к отцу, так и к ней. Пропащей. Когда Стефан окликает по имени вздрагивает. Едва ощутимо, совсем не заметно под острыми шипами нового бархата платья, общего царского вида, как будто ещё неделями ранее не тушевалась под его острыми, горячими пальцами и такими же жаркими поцелуями. Как будто всё это можно было вычеркнуть и оставить белый лист. Тот самый, о котором говорила принцесса, когда люди предпочитают поставить военные действия на паузу по определенным причинам и зависнуть в более долгих переговорах, в которых она, что греха таить, не знала ничего особенного. Есть королевство, которое хотело не раз стереть её Болота с лица Земли, есть Стефан, которого она всё ещё любит, иначе зачем это прощение и ненависть к самой себе? Есть Аврора, которую она любит вопреки, без грифов на прошлое, не считая одного мощного проклятия, но виной тому... Изумрудный взгляд прожигает стоящий перед ней образ спиной и весь его лощёный образ Короля не ложится ассоциацией к их далекому прошлому, в котором Стефан был рад поделиться лесной, ароматной шишкой, найденным с трудом веретеном, кусочком свежего хлеба, ароматным таким, испечённым из пекарен руками человеческими и очень, к слову, вкусным...

— Ждал увидеть кого-то другого? — голос звучит опасным, опоясывающим бархатом. Окликнуть по имени, значит, окунуть в воспоминания далекого прошлого, когда мальчишка носился вокруг пня, не зная, куда себя пристроить, чтобы хранительница Болот заметила его крошечную тень среди свода небес, кружевных облаков и мощных деревьев. Малефисента усмехается. Мелко так, роняя жемчужинами собственный дискомфорт в присутствии этого замка, что казался ей тюрьмой, той самой большой, железной клеткой, в которой её поместил собственноручно Стефан, уверенно подготовившись к битве. И он, если греха не таить, был лучше предыдущего Короля. Собрал все свои ресурсы, воедино личную память, приплетая доверие феи относительно слабостей дивного народца, что сыграло им на руку в определенной стратегии. Стефан сыграл потрясающе. Собрал все свои знания, целеустремленность, выжимку лучших военных стратегов, положил основные военные силы на то, чтобы одержать победу, но... Забыл о важном. Его ресурсы закончились там, где они начинались: скованное, полыхающее железо, воодушевленные воины, собственная спесь к желанию заполучить её голову отдельно от туловища и...

Ни шагу назад.

Стефан никогда не оглядывался. Даже когда уходил с Болот. Обнимал свою фею, оставляя мягкий поцелуй, путающийся в волосах, в острых выступах ключиц, в мелком шелке платья, и торопливо спешился, путаясь в густом ворохе кустарника, лишь бы не оборачиваться. Хранительница смотрела до конца. Как он сутулится, словно пытается избежать невидимого наказания уже здесь и сейчас, спотыкается об очередную корягу, подтягивая к себе сумку на плече и бежит прочь. Словно как от огня боясь не времени, проводимого с ней на Болотах, а осуждения после. Что скажет его человеческое окружение, коснись они вопросов прислуги после заката? Где прохлаждался, что делал, почему это не отразилось на выгоде королевства в той или ной степени или не принесло Королю каких-то заслуг или чеканной монеты? «Чёртова людская алчность.» Тогда не подвязанная на собственном чувстве мести, Малефисента смотрела на всё сквозь призму чувств. Как Аврора сейчас, сжимающая её прохладную ладонь, как маленький якорь, когда вестник от Дарвела был отпущен живым, доставивший послание, на которое она соглашается. «Опять?» Шепчет интуиция тревожно в сознании, бередя недавний разговор в хижине, сопоставляя калейдоскопом лицо Стефана, его эмоции, все действия до и после, что они теперь здесь. За массивными, дубовыми дверями в его гостевом зале, рядом с тем самым шкафом, в котором некогда покоились срезанные крылья, чьи перья, а именно их остаток, Король так стремительно прячет от пристального взора феи, стараясь перевести тему разговора о текущем визите.

— Отставим условности, Стефан! — её мелодичный голос от стен отлетает тревожностью и привычным нажимом, с которым Малефисента привыкла решать свои дела, не оборачиваясь на блондинистый голос совести в лице Авроры, что слёзно молила её не завалить переговоры. Девчушка просила так же в первую встречу не наделать глупостей, в которых колдунья упустила множество своих возможностей показать, кто всё же здесь главный несмотря на титулы, статусы, ранги и их территориальную принадлежность. «Не так резко, моя Королева, лучше улыбнуться...» Голос Диаваля звучит в сознании очень вовремя, когда Король чуть сдвигается от шкафа, пряча остаточные, высушенные перья под своим плащом так, словно бы при входе она не видела его фанатичной речи с неодушевленным предметом его трофея. Малефисента отводит взгляд, куда-то на широкие оконные ставни, которые временем ранее без проблем выбила своей магией, почти лишив Короля жизни. Если бы... Не просьба Авроры, чью пренебречь не смогла.

— Ваше Величество о мире подумало? — голос по-прежнему колется, как и взгляд, что зафиксировал остатки пера, но всё ещё не акцентировал на этом своё внимание до конца. Надо смягчится. Пытается. Как же это тяжело, не прописанное под гифом любви.
— Каким видишь его сейчас ты? — ей бы в самую пору сократить расстояние между ними и этим чёртовом шкафом, забыть про остаточные перья, что годятся лишь на гербарий и просто подумать о будущем. Но её импульсивность границ не знает. Сжимая в правой руке деревянный посох, она призывно стучит им в такт своих слов, словно давая понять, что эта дробь не про ликование текущей персоне. А про боль ту, что так же глухо бьётся об разбитое сердце и всё ещё до конца не верит, что такое вообще возможно.

«Поговори со мной о простых вещах.»

Подпись автора

Рыцарей напрасно мчали кони.
Принцев презирала, все – повесы.

Будучи неправильной принцессой
С детства я мечтала о драконе.

Стефан готовился к приходу Малефисенты. Готовились все, кроме мирного люда, что заприметив рогатую фигуру, ступающую величественно по терновому мосту с горделивой важностью, разбежались по своим норам, как напуганные крысы. Те и рады были бы бежать с потонувшего корабля, да только вот некуда, с учётом объявленного решения Королём. Все считали его, вероятно, совсем свихнувшимся. Общаться с великой Колдуньей о мире, что погубила не одну тысячу воинов, оставив их семьи голодающими и страдающими. Самой феи этот визит претил. Но обещание лучезарной Авроре было сильнее, чем собственное предубеждение, всё ещё граничащее на сознании с кровавым маячком расплаты. Более не за что было воевать и сражаться. Да и мстить уже, если так посмотреть - тоже. Эта пустота застилала взгляд серым туманом одиночества. Разочарования после долгих лет, что она провела в яром желании отомстить. То подпитывало ежедневно, ежечасно и давало силы двигаться дальше, разращивать свою магию в лозах убийственной ярости, создавать новые заклятия, думать лишь о том, как будет страдать Король, насколько лет губительной вражды его хватит, чтобы то самое горячее сердце, которое она так неистово любила, наконец-то остановится... Только вот что будет потом? Когда Стефана не станет, добьёт личное безумие, или какая-то хворь, или её новое заклинание, что станет той самой шпилькой, смертоносным ядом, отравой для них двоих, что ей делать потом? Ликовать? Хлопать крыльями над его могилой и сграбастав в охапку Аврору, двигаться дальше? Но как?

Глядя на его стать и осанку, красивый, парадный вид, с которым он медленно обернулся, встречая гостью с привычной для него статью и официозом, Королева Болот задумалась. Крепко так, от чего сразу не спешила отвечать, наблюдая изумрудным всполохом взгляда за его очерком лица, сводом бровей в мучительном изгибе воспоминаний, когда каждую секунду приходится бороться с призраками прошлого, с его личной болью, страданиями, смыслом жизни в отмщении, который теперь дочка белокурая смахнула своей улыбкой и просьбами, оставить все распри позади, двигаться дальше так, словно ничего не происходило. «Как вычеркнуть шестнадцать лет вражды и ненависти, посмотрев в твоё лицо без тени недоверия и с любовью? На что теперь мне опираться, Стефан, кроме своего посоха, который теперь служит лишь трофеем и воспоминанием о былой потери крыльев, что от руки твоей, убили во мне всё желание думать и мыслить о добре?» Стефан был готов к тому, что она придёт. Не ожидал, конечно, что явится чуть раньше оглашенного времени, но вдруг ударился в воспоминания, позволяя и ей взглянуть невольно траекторией взгляда к окну, расчерчивая взмахом ресниц ту роковую битву, которая могла быть предрешена, если бы не его дочка. Тот самый золотистый свет надежды, ставший маячком для двоих в их пропащей гибели.

— Ты всегда был амбициозным мальчишкой, Стефан. Рассказывал мне на Болотах о своих мечтах и целях, старательно идя к тому, чего достиг сейчас. — её речь наполнена горестью воспоминаний, а язык так и покалывает сказать то, что подталкивает собственная обида. «Прости, но я не могу иначе.» Пальцы оглаживают деревянное основание сверкающего посоха, когда она делает легкий шаг ближе к нему и к тому окну, около которого всё это случилось кровавой резней ранее.
— Благодаря мне и моим крыльям ты стал тем, кем так хотел. Я сама того не ведая, но исполняю желания, да? — нет, она улыбнулась. Расслабила лицо и щёки, как рассказывал Диаваль, чтобы острые зубы не демонстрировали всем привычный, хищный оскал. Взглянула на него по-доброму и ох, Стефан, знал бы ты, чего это ей стоило. Перед глазами всё ещё стоял образ дочери. Милой и прекрасной Авроры, что смогла на руинах собственного, разбитого в клочья сердце взрастить новую форму любви. Ни к Стефану, к общему пониманию мира, с которым эта девчушка способна была достичь многих высот и та взбиралась за ними по самой крутой, винтажной лестницы противоречия взрослых, упрямых, их двоих, встретившихся в этом зале для переговоров.

— Со своей стороны могу гарантировать, что никто из жителей Болот без моего приказа не тронет пришедших людей на нашу территорию, если предупредят о своём визите и огласят цель его. — люди привыкли делать так, как они хотят. В угоду интересов других: грабить, воевать, забирать что-то важное для их волшебного места без предупреждения. Стольких воришек она уже лично обезглавила за всё это время, а некоторых отпустила, но со шлейфом своей могущественной магии, оставляя туз в рукавах длинного, бархатного платья. — Ваше Величество подготовил остальные договора для подписания? Кто будет протеже для фиксации наших договоренностей сегодня? — она торопила события так, словно хотела поскорее избавиться от тяготящих её каменных стен замка. Распахнуть крылья и взмыть к небесам, роняя остаточные слёзы о несбывшемся, о той самой жертве, которую она будет готова принести ради спокойствия Авроры и её последователей. Сделать всё, что необходимо и больше не видеть лица напротив, к которому так стремительно хотелось прикоснуться. В тот самый момент, когда Стефан обращенный к окну, не видел её силуэта, она даже кисть руки вытянула вперед в фантомном желании ощутить его плечо под своими бледными пальцами, но в последний момент одёргивает руку, стряхивая то самое наваждение, с которым ей каждый раз приходилось уживаться, стоило остаться наедине с тем, кого ещё... всё ещё так сильно любила.

Подпись автора

Рыцарей напрасно мчали кони.
Принцев презирала, все – повесы.

Будучи неправильной принцессой
С детства я мечтала о драконе.

«Ломаешь их...»

Былая улыбка стремительно тает на алых губах мёдом горьким, осыпаясь на дне собственной души очередным, звенящим разочарованием. Всего от Короля требовалось два слова, таких простых слова, как прости меня, что могли бы всё изменить. Возможно, не решить их старые проблемы, и уж точно не стереть всю ту боль, долгих шестнадцать лет грызущую с остервенением львов сердца, но опустить градус напряжения, что так или иначе подскакивал, даже если Малефисента пыталась быть доброжелательной. А она честным образом пыталась. Потому что если бы не старалась, то убила бы Короля ещё тогда в начавшуюся войну, но отнеситесь эгоистично к Авроре просто не смогла. Там где кончаются границы собственной терпеливости, начинается та самая любовь, которая остроконечными гранями пересекалась и сплеталась не только с дочерью его, но и им самим, услужливо напоминающим ей о былом предназначении и собственной мести.

— Возможно, ты не осведомлен в тонкостях колдовства, но исключительно тёмной магии в природе без видимых на то причин просто не существует. Формула проклятия в данном случае была изобретена мной исключительно за твоё предательство. — она уже не та юная фея, которую можно было надурить, обвести вокруг пальца, пообещать всё, что так желало девичье сердце, а потом просто бросить с оторванными крыльями у реки, всячески думая, что такое деяние останется безнаказанным. Изумрудные глаза скользнули по профилю Короля, по его руке, всё ещё крепко сжимали старое перо внушительных крыльев, словно хватались за отголоски прошлого, лишь бы только не сказать те самые простые два слова. Прости меня, Малефисента, я раскаиваюсь ибо был слаб. Нужно было просто признаться в своей немощности, в не способности завоевать нужный титул правильным решением, благородным и честным, признаться прежде всего самому, что использовал любовь, как инструмент для достижения рангов и почестей. Из грязи в князи буквально, но цена за это была слишком высока.

— Каждое действие - это осознанный, сознательный выбор. Тебя никто не принуждал это делать, ты выбрал свою сторону и пошёл тропой войны. За свой выбор, по сути, ты расплатился сполна, но всё ещё не поблагодарил Аврору за свою жизнь. — пальцы всё ещё мерно оглаживают посох. Колдунья усмехается, чуть покачивая головой, от чего длинный шлейф платья по хрупкой спине и плечам приятно шуршит бархатом своей тёмной ткани, приводя в движение весь каркас с зубастым основанием. Проклятие действительно было ужасным. Если бы Малефисента не полюбила дочь Стефана, та никогда бы не очнулась от вечного сна, обрекая некогда могущественного Короля на настоящее сумасшедшее. На самоубийство или сошествие с ума, ведь догнать и уничтожить ту, что способна сразить всё войско и сжечь королевство... Это как гнаться за путеводной звездой в попытках её поймать руками, удержать и согреться холодными ночами, имея власть и силу над тем, что тебе непонятно, а от того так маняще.

— Никакой магии? Хах! — усмешка ложится на губы звоном её собственного, мелодичного голоса. — Мы - дивный народец, созданные самой магией, наполняющие ею болота, использующие силы не только в целях разрушения, но и защиты, помощи, лечения. — обходя с постукиванием посоха вокруг Стефана, внимательно изучая его лицо и профиль, словно пытаясь прочитать мысли, что таятся в этой безумной голове, Малефисента прищурилась.

— Представим, что к тебе, по какой-то внезапной причине, вдруг прицепилась редкая хворь, не поддающаяся лечению с помощью народных средств и врачевателей. Твой гонец прибывает на Болота с целью прошения помощи моих пикси и фейри. Как ты себе это представляешь с учётом ограничений в колдовстве? Подорожником тут сыт не будешь... — ох уж этот Стефан и его желание отгородиться от всего, что когда-то почти свело с ума, заставило пугаться собственного отражения в зеркале того самого проклятого шкафа, где он долгие годы хранил её крылья. То самое доказательство собственной лживой силы, могущества и преданности предыдущему правителю, лишь бы только перестать драить полы и унитазы, воровать и прислуживать. Но вот опять же, какой ценой? Малефисента голову свою снова склоняет в вопросительном жесте, как величественный сокол или дракон, смотрящий на маленького человека, как иголку в стоге сена, с одной стороны с недоверием, с другой... Ох уж эти чертята в омуте глаз напротив, те самые, как в далеком детстве, когда между ними не было столько недоговоренностей и недомолвок.

— Подожди, тссс... Я знаю, что ты сейчас скажешь! — жестом руки в воздухе очерчивая, словно обрывая ещё не начавшийся протест со стороны Короля Дарвела. — У вас не только лучшие повара, но и самые умные врачи, которые не дадут Королю просто так отправиться на тот свет. Но зная тебя, Стефан, и твою условно скользкую дипломатию, кроме меня не исключаю, что ты успел нажить себе врагов из других государств или смежных территорий. — фея пожимает хрупкими плечами и словно пританцовывает на месте в лёгком реверансе, прежде чем взять Стефана под руку и отправиться трапезничать, раз уж время ускорить своей торопливостью не получилось, то и маска простодушной улыбки тут явно была ни к чему. Она снова стала собой: властной, колючей, пытливо-умной, явно давая понять, что обдурить её в этот раз не получится, ведь мешать личное и сердечное с делами двух королевств она более не станет.

— Тогда просто представь, что кто-то наложит на тебя некое, неизведанное заклятье, как когда-то я с разбитым сердцем, то как ты будешь снимать магию запрещая её на своей территории? Я не согласна, звучит не убедительно! — плавно переместившись в зал для приема гостей, где уже был накрыт пышный стол с разными яствами, Малефисента хмыкнула, сканируя пространство своим острым взглядом на предмет железных приборов, или самой посуды, что может принести вред от одного только малейшего прикосновения.

— Не стоило так утруждаться, Ваше Величество!

Говоря о магии чужеродной, намекая на косность его предложения об отмене магии в Дарвеле если будут визитеры с Болот, она тем самым давала понять, что если они дружат, то могут помогать друг другу. Защищать друг друга, взаимодействовать, как единое государство если потребуется, всё то, что так хотела Аврора, так просила и грезила. Но пока их головы смотрели в разном направлении.

Подпись автора

Рыцарей напрасно мчали кони.
Принцев презирала, все – повесы.

Будучи неправильной принцессой
С детства я мечтала о драконе.

Их разговор был похож на стремительный маршрут поезда, несущегося по рельсам в неизвестность. Каждая новая, озвученная мысль, то подталкивала к угрожающему обрыву, то снова ставила на путь здравого смысла, опасно скрипя механизмами. Было бы странно, пойми её Стефан правильно. Задумайся о какой-то угрозе, которая не связана с ней лично, оцени масштаб ситуации шире, чем их давний, застарелый конфликт, где каждый так или иначе не доверял друг другу.

— Это угроза? - напряженно вопрошает монарх, ища в каждом слове Королевы Болот какой-то свой, одному ему известный под контекст. Фея тяжело вздыхает, словно воздуха вдруг разом не хватало от вопиющего вопроса, о котором она даже думать не думала. «Ты сейчас это серьёзно?» Мелькает невольно в сознании, ложась тенью удивления на бледное лицо. Мимика Малефисенты шла вперёд её мыслей и слов. Достаточно было присмотреться внимательно к глазам и губам, сжимающимся алой линией в тонкую полоску начинающего протеста.

— Разве Ваше Величество не знает, какова я на самом деле в гневе? Угрозы для глупцов или трусов! — тёмная линия бровей изгибается в небольшой доле злорадства в мимике, словно сейчас она была готова продемонстрировать ещё раз, напомнить ему, что угрозы - не к ней. Она предпочитает сразу действовать, не рассыпаясь на сотни бесполезных разговоров.

— На мне магия не заканчивается, Стефан, а вокруг слишком много волшебства, и не исключаю, что есть похожие на меня создания. Это всего лишь предположение, которое стоило бы не исключать, обсуждая вопросы о мире и о тех ограничениях, которые ты озвучил ранее. — тихий выдох и мерный вдох. Стоит оставаться в спокойствии даже тогда, когда хочется всё бросить. Развернуть за спиной широкие крылья и взмыть к небесам через витражное окно замка, оставив все эти попытки примирения зависшими в воздухе без того самого решения, что станет ключевым. Но постоянно убегать не получится. Она это прекрасно понимала. А как Королева и та, что приглядывала и воспитывала Аврору вместе с Диавалем долгие годы в тени, такие решения лишь подчеркнет её не серьёзность к проблеме. Та на самом деле была таковой, потому что примирить людей и два государства, что были разными от и до в своём представлении, быте и жизни целом, это не заклинание прошептать, пару раз взмахнув пальцами. Всё было гораздо сложнее, от чего приходилось каждую секунду бороться с внутренними демонами и не выпускать светлый образ Авроры из сознания, её улыбки и довольные глаза, когда она согласилась отправиться в ненавистный замок и говорить с тем, кого любила и проклинала одновременно все эти долгие, мучительные годы.

Внимательно ещё раз осмотрев все яства, колдунья медленно опускается на положенное место за столом, поворачивая голову в сторону прислужников короля. Когда-то давно сам Стефан подносил всякой знати еду и напитки, убирал комнаты, если требовалось протирал ботинки, стирал и гладил, брался за любую работу, чтобы выжить. Теперь он занимает главенствующее место, и приносят по зову ему всё на блюдце с голубой каёмочкой. Блистательный взмах, в самом деле. «Кто бы мог подумать, что спустя долгие шестнадцать лет я буду обсуждать с тобой призрачный мир наших государств?» Взглянув на свежие овощи, и отсутствие мяса, а также то, как аккуратно наполняется её бокал рубиновым вином, Малефисента прищурилась. В последний раз, когда Стефан протянул ей фляжку с водой, она доверилась. Выпила всё без остатка и уснула таким сном, что если бы весь мир горел и трубил, не проснулась бы. Отравленная, израненная, оставшаяся в полном одиночестве и личном омуте страха, как сейчас помнит, чего ей стоило это пробуждение. По затылку незаметно побежали мурашки. Но сделать видимость стоило, раз Король так любезно подчеркивал тот факт, что закатанный стол - это знак дружбы и доброй воли, а никак не попытка отравить её снова, заграбастав себе Болота и Аврору. «Мне бы и хотелось верить, да не могу, Стефан. Предавший однажды, предаст снова.» Слишком много принципов в её сознании и отношение других жителей Болот, что каждый день шептались о том, что мир невозможен, накладывали свой отпечаток. Тонкие пальцы принимают бокал и она кивает монарху в знак того, что слышит и участвует в дальнейшем обсуждении.

— Поддерживаю, пусть процветает мир во всём мире! — каким путём только будет достигнут в дальнейшем этот мир, для неё оставалось загадкой. Поднимая синхронно бокал, фея не притрагивается к напитку, лишь подносит к губам и прижимает те к краю, делая вид, что пьёт. Напиток отдаёт ягодами и чем-то немного кислым по запаху, кажется, слегка даже бродит, видимо, алкогольный. Люди предпочитают расслабляться именно таким способом, используя сорт винограда не только в качестве пищи, но и охмеляющее зелье, способное всё видеть в иных тонах. Трезвый ум - это то, с чем хотелось оставаться до конца, не натворив тех ещё дел по итогу переговоров.

— Думаю, ваш мирный люд сможет со временем изменить своё отношение к магии, если та будет им не во вред, а на пользу. — взяв руками мелкий помидор со своей широкой тарелки с разным видом фруктов да овощей, Малефисента медленно надкусывает плод, прикрывая глаза. Сладкий и вкусный. Не отравленный, как шептало тревожное сознание, а это уже хорошо. Следом за фруктами идут в ход трапезы орешки, им она отдаёт отдельное предпочтение в званом ужине с правителем Дарвела.

— Тоже самое могу сказать и за свой народ. Они боятся людей, как огня и всё, что с вами связано. Может стоит постепенно знакомить нас друг с другом, чтобы снизить напряжение и тревожность? — Малефисента чуть улыбается, краешком губ, а сочная зелень глаз смягчается, наблюдая за любимым лицом напротив. — Как когда-то давно ты знакомил меня со своим миром... — она осекается, сжимая нервно и незаметно пальцами край роскошной скатерти под столом, не забыв облокотить рядом с собой посох, когда присаживалась. Слова путаются, а деревянный стул с широкой спинкой кажется ей слишком тесным, даже с учётом плотно сложенных крыльев поверх бархатного платья. «К чему это я вообще...»

Подпись автора

Рыцарей напрасно мчали кони.
Принцев презирала, все – повесы.

Будучи неправильной принцессой
С детства я мечтала о драконе.

Время... Такая неподвластная стихия для людей. Нечто эфемерное, на что они готовы потратить всю свою достаточно короткую жизнь, чтобы достичь каких-то небывалых высот, заполучив всё богатство мира, сделав себя и свою семью счастливыми до материальных благ и очень одинокими в сердцах. Медленно похрустывая орешками, Малефисента не переставала сводить трехцветие глаз с лица монарха. Тот говорил о времени, всё ещё протестуя против магии на своих землях. «Ты ещё даже не догадываешься, как наша магия и способности могут помочь всему этому человеческому сброду в их простых, рутинных делах.» Она ещё не представляла сама, как ей самой необходимо то самое время, о котором просил Стефан, накалывая птицу на вилку, приготовленную в каких-то им одним, известных специях и примочках. Тонкие пальцы перекатывают орешек, тактильно ощущая его мелкие трещинки и неровности. Сколько ещё должно пройти времени, чтобы страх, усеянный в Дарвеле по каждому живому сердцу, из этого своеобразного купола закрытости превратился в прекрасный цветок доверия? Сколько ещё тех самых пресловутых минут должно пройти прежде, чем они смогут открыто, как в старые добрые времена взяться за руки, заглядывая друг к другу в глаза с надеждой и пробудившейся любовью, а не с местью и напряжением, ища очередной подвох?

«Сколько ещё должно пройти времени, чтобы я снова смогла тебе довериться, Стефан?»

Пальцы сильнее сжали орешек и тот рассыпался в мелкую крошку от внушительного напора несмотря на визуальную лёгкость и хрупкость, оседая на своей, стоящей на столе пустой тарелке, где пребывали только фрукты и другие плоды, которыми постепенно лакомилась Малефисента, всё же оставшаяся на все этапы переговоров, когда разговор возле треклятого шкафа поднял со дна души не самые приятные воспоминания. «А как мне привыкнуть к тебе, Стефан, не видя больше в лице прекрасном тех самых отвратительных черт предательства?» Когда она вошла в тронный зал высокой, крылатой тенью, заприметив фигуру Стефана возле шкафа, сжимающего в ладонях то самое, угольно-чёрное перо, внутри всё предательски сжалось от боли. Даже не от ненависти. Вихрь воспоминаний вновь толкнул правительницу Болот окунуться в тот ад, который она проживала долгие годы, мучаясь от фантомных болей на спине. С криками просыпаясь в своей хижине, гонимая ночными кошмарами, вспоминая, как приняла ту флягу с водой, ещё не догадываясь, что заснуть на плече Стефана с любовью в сердце ей получится в первый и последний раз. Она помнила, как болели её обрубки, как сводило всю спину от самых плеч до копчика, выдергивая из состояния спокойствия слишком неожиданно: как она начинала задыхаться, пробуждаемая ото сна, с крупной испариной пота, сведенными острыми скулами в немом крике. Как она немногим позже кричала со звуком, а сидящий рядом Диаваль в человеческом обличии был готов приложить влажный компресс на лоб, а если нужно и вовсе вывести фею на воздух.

— Я не против, чтобы волшебство творилось лишь с согласия людей и во благо вашему государству, когда будет острая необходимость помочь друг другу. — опуская дрогнувший изумрудом омут глаз к себе в руки и тарелку, разглядывая раскрошившийся орешек на мелкую крошку, Малефисента судорожно вздыхает. Как-то очень невовремя снова пришло это фантомное ощущение тревоги, с тянущими паутиной воспоминаниями, когда Стефан её предал. Переступать через собственную гордость оказалось сложнее, чем разговор с Королем после долгих лет вражды, перипетии с его дочерью, любимым Чудищем, ради которой она делала буквально невозможное сейчас. — Почему ты всё ещё не уничтожил тот шкаф, где хранил мои сворованные тобой крылья, м? — посох своим волшебным камнем, стоящий рядом с её высоким стулом, сверкнул недобрым, глубоким цветом.
— Мог бы ради элементарного приличия попросить своих слуг перепрятать к моему визиту эту срамоту. Или тебя совсем не заботят мои чувства? — говорить о мире можно было бесконечно, как и сходиться в единой точке, что люди должны сами согласиться с магией - тоже. Всё это обуславливалось тем самым временем, которого вечно всем не хватало, и которое... Малефисента медленно поднимает полный недовольства взгляд на Короля, и подцепляет пальцами бокал с винным напитком. Впервые захотелось выпить эту брагу человеческую, потому что нервы были давно ни к чёрту, а собственная эмоциональная составляющая трещала по швам.

— Стефан, если ты хочешь в действительности достигнуть позитивного содружества между нашими народами, тебе предстоит думать не только о себе и собственном благополучии. Разве не этого хотела Аврора? — делая слишком большой глоток крепленого напитка, стараясь заглушить весь свой внутренний яд, расползающийся словами по горлу, фея морщится слишком открыто, не сдерживая эмоции, но проглатывает напиток, пытаясь разобрать вкусовыми рецепторами, что есть вкусного в этой алой жидкости, кроме кисловатого, спиртового привкуса? — Пресвятые гусеницы, что за странный вкус!? Стефан, что это за вода такая крашеная? Она опасна? — аккуратно утирая тисненой салфеткой собственные, алые губы, фея отвлекается от своего гнева, когда вино плавно согревает горло и опускается внутрь щекочущим ощущением расслабления. Весь привычный запал от воспоминаний о проклятом шкафе слегка утихает и следом за разрушенным орешком, пальцы тянутся за виноградом, чтобы закусить это странное, ещё не совсем понятное послевкусие. Сейчас она своим вопросом могла напомнить ему себя в молодости. Когда глаза расширялись в удивлении от всего, что было неизвестно, но с любопытством продолжала расспрашивать своего гостя, когда он притаскивал на Болота очередные диковинные вещицы. К еде это тоже относилось, как и к напиткам, что позволило сейчас слегка снизить градус эмоционального напряжения, ведь все мы знаем, что Малефисента никогда не славилась отменным терпением. Особенно если некогда была задета её честь и гордость. Про разбитое сердце и упоминать не стоило.

Время не лечит. Лечит любовь.

Подпись автора

Рыцарей напрасно мчали кони.
Принцев презирала, все – повесы.

Будучи неправильной принцессой
С детства я мечтала о драконе.

«Рыжий лис, ну точно прохвост.»

Со вздохом заключает часть сказанного ответа на вопрос о шкафе в сознании фея, явно ощущая, как от внушительного глотка вина, который она почти залпом осушила с поднятым ураганом нервов, сказанная не правда Королём не воспринималась так же критически остро. Словно слегка смазалась от этого виноградного напитка с особой терпкостью, что приятно оставлял после себя сладкое послевкусие на кончике языка. Сначала эта жидкость показалась ей очень опасной, как и начавший свою откровенно эмоциональную браваду Стефан, но когда напиток достиг своей начальной концентрации в крови, девушка слегка отклонила голову, словно что-то для себя оценивая с новой стороны и ракурса. Прищурилась, наблюдая за движениями Верховного, как тот сначала буравит взглядом, словно способен на неизведанную ей ранее магию (хотя знала она, на что мужчина способен, даже не обладая какими-то особенными способностями, тот самый взгляд и полюбила будучи девчонкой, какими бы оттенками он не играл), после подрывается с насиженного места, махом осушая свою порцию вина, и наливает новую, снова стремительно подходя к сидящей за своим местом Малефисенте. Фея медленно разжевывает плод, открыто надкусив его острыми клыками, продолжая разглядывать искореженное эмоциями лицо мужчины.

— Моё Величество оценило все эти труды да яства, и я приготовила тебе ответный подарок. — голос стал звучать более бархатно и медленно. В отличии от взорвавшегося Короля, которого очень зацепили слова Болотной феи, она оставалась в некой своей безмятежности, наблюдая боковым зрением, как рубиновая жидкость вновь наполняет её деревянный, резной бокал. — Несмотря на то, что ужин в честь заключения наших договоренностей, твоя дочь научила меня, что можно приходить не только с проклятиями, но и не с пустыми руками. Ведь у вас, людей, именно так принято? — щёлкнув пальцами, наконец-то освобожденными от вкусных ягод, которыми увлеклась гостья, явно с интересом наблюдая за тем, как меняется в лице Стефан, как его снова будоражат одному ему известные эмоции, в ладони колдуньи по волшебству с золотым очерком появляется маленькое, круглое зёрнышко. Она опускает его на красивую, расписную скатерть рядом с приборами и собственным, наполненным кубком, как бы давая понять, чтобы тот чуть сместил вектор своего взгляда с негодования, на принесенный дар. Конечно, наверное сейчас Стефан напряжется и будет ожидать очередной выходки, в которой погибнут десятки и сотни его подданных, в том числе тех, кто пытался греть уши за толстыми, дубовыми дверями зала. Но то, что она принесла ни в какой своей форме не несет опасности, в том числе, является одним из излюбленных растений Авроры, когда маленькая, светловолосая девочка собирала их в южной части у границы Болот, задорно смеясь.

— Это золотистый орешник. Могучий дуб. Символ моего желания пойти тебе на встречу, чтобы тебя не съедал сейчас по кусочкам праведный гнев. Дарует съедобные семена круглый год, и благодаря нашей магии, живущий и процветающий на Болотах, не боится холодных времен года и не привередлив в уходе. Посади его, а шкаф... — пригубив вновь из своего бокала, явно распробовав людскую брагу, Малефисента усмехается, кончиком языка обводя собственные губы. Смотрит с прищуром сверкающим в глаза Короля, чуть вздёргивая острый подбородок. — пообещай, что этот чёртов шкаф сожжёшь на заднем дворе замка, как только наш визит будет завершен, или это сделаю я прямо сейчас, ведь мы ещё не подписали все договоренности об ограничении в колдовстве... — вино хоть и сглаживает негативные черты характера, делая её в какой-то момент словно податливой, мягкой кошкой, готовой мурчать и ластиться, но в тоже время разжигает тех самых чертят, что в изумрудном, ярко-изумрудном омуте глаз сейчас, словно не оставленных более привычным трехцветием раскраски, готовы устроить тот самый протест, если он не прекратит хитрым лисом увиливать от прямого ответа на некогда поставленный вопрос.

«Что ещё я должен сделать?»

Отзвуком проносится в слегка хмельном сознании у Малефисенты его вопрос.
Такой острый, горячий, как и он сам, склонившийся к ней с сосудом в руках, протягивающий ещё напитка.

— Сделай сейчас то, чего больше хочется твоему сердцу, а не буйному разуму? — приняв его сосуд, она наполняет вновь его опустевший бокал и отставляет емкость на стол, глухо чокаясь своим, почти осушенным бокалом. Удивительно, но людской напиток и правда способен успокоить. Сгладить некие углы, притупить чувство напряжения и озлобленности, заставить сердце вновь почувствовать то самое тепло, продирающееся мелким, алым румянцем на бледных щеках, ведь ловит себя на мысли, что смотрит уже не на глаза Короля, а прямиком на его губы, чуть влажные от напитка, который мужчина с таким запалом выпил, начиная свою гневливую, колючую речь.

Интересно, каков напиток если пить его прямиком с губ Стефана, забыв обо всём, заперев эти двери на тысячи густых прутьев лиан, не доступных для клинков и любого пламени?

Малефисента не моргает больше, пропуская сердца стук.

«Что со мной? Почему я начинаю мыслить иначе? Откуда берутся эти странные порывы?»

Подпись автора

Рыцарей напрасно мчали кони.
Принцев презирала, все – повесы.

Будучи неправильной принцессой
С детства я мечтала о драконе.

Король медлит прежде чем его пальцы коснуться семечка. Взгляд прищуривается как-то недобро и тень сомнения тонкими линиями прочерчивает повзрослевшее лицо с сеткой мелких морщин. Малефисента знала каждую эмоцию Стефана. Они были знакомы уже очень много лет, и несмотря на всю глобальную вражду, которая мешала и путала чистые планы Авроры, фея прекрасно помнила его черты лица, что так сильно любила. Говорят время позволяет нам забыть то, что пришлось не по душе и сердцу. Стирает всю боль, которая ещё некоторое время ранее казалась невозможной, раздирающей, разрушающей всю почву под ногами, делая землю неустойчивой и шаткой. На самом деле время притупляет все ощущения, немного скрашивает острые углы, позволяя видеть картинку менее ярко, добавляет в события жизни новые факторы и переменные, которые немногим позже влияют на всю долю восприятия. Королева Болот видела это внутреннее противоборство Стефана, прежде чем тот аккуратно поднял зернышко пальцами, оглядывая его на предмет возможных сюрпризов. Но то был просто подарок, без неожиданностей, о которых его память помнила. Без чего-то такого, что могло принести людям проблемы и боль. «Этого ли ты так сильно хотела, Чудище? Чтобы твой отец смотрел с пренебрежением и недоверием? Чтобы думал, что под жестом щедрой, доброй воли скрывается очередное зло?» Малефисента уже пожалела о том, что белокурая принцесса сегодня не оказалась во дворце, чтобы составить компанию и являться первой наблюдательницей того, как Монарх показывает истинное отношение ко всему происходящему. За ширмой официоза, широко накрытого стола, вкусного вина и других возможных почестей, отсутствия железа и других оружейных форм, скрывалось всё тоже пресловутое недоверие. Им двоим слишком сложно было бороться с очевидными вещами, несмотря на пожелание дочери стать сильнее и добрее ко всему свету белому.

— Отнюдь, какие угрозы, Ваше Величество! Предупреждён - значит вооружен, разве не так молвят обычно ваши люди? — наблюдая за тем, как стремительно меняется выражение лица с растерянного и недоверчивого, во злое и напряженное, колдунья усмехается, не двигаясь со своего насиженного места. Смотрит открыто и прямо своим трехцветием золота глаз, наслаждаясь тем, как захватывают стремительно эмоции стоящего напротив человека. Как он сокращает всё возможное расстояние между ними и от его дыхания чуть тонким шлейфом пахнет виноградом и хмелем, как он едва сдерживается, чтобы не устроить очередное показательное шоу, на которое обязательно сбегутся все слуги дворца. Отчасти в последнее время фее действительно нравилось, как пробуждается Король в своих темных сторонах характера. Как снова и снова, стоит ей чиркнуть аккуратным словом по его терпению, словно спичку поднести к бензиновому островку, где всё начинает гореть и полыхать, гонимое призраками прошлого. Она даже почти улыбается, словно довольная кошка, растягивая алые губы в подобии широкой ухмылки, как тот обязательно вставляет свои гроши воспоминания относительно её магического атрибута. Та моментально слетает с лица, окрашивая не в такой же тон раздражительности и злости. Скорее в глубокую печаль о тех самых днях, когда она вышла из себя окончательно, позволив сердцу превратиться в чёрствый, черный камень, когда отдала всю себя магии на разрушение, а не созидание, вместе с тем превратив Болота в неприступную крепость с мрачным видом. С тех самых пор много воды утекло, но Стефан не понимал главного.

— Ты действительно думаешь, что посох только лишь напоминает мне о том, как я превратила по щелчку пальцев твою жизнь в самый настоящий ад? — она прослеживает траекторию его взгляда, как он смотрит с негодованием на стоящий магический артефакт рядом со столом, как всё ещё напряжен и не понимает, к чему вообще весь этот диалог, который так дивно начинался о мире и остальных соглашениях.
— Стефан, это прежде всего символ моей силы. Что даже без крыльев, раненная, преданная, не способная парить под облаками, я остаюсь всемогущественной феей. Это напоминание о том, что сдаваться нельзя, даже когда твоё сердце было безжалостно разбито! — конечно, посох участвовал и в заклятии, концентрируя часть сил хранительницы Болот в очередном, могущественном заклинании, он же был тростью долгое время, теперь используемый больше как дополнительный образ к платью, красивым, лунным украшениям на шее из природных камней. В нём же хранилась по-прежнему часть силы. И уж тем более Малефисента умолчит о том, что посох - это ещё и оружие, если вдруг она лишится всех своих сил, то с помощью него без труда сможет дать отпор своим врагам, ведь он сам - воплощение магии, её личных качеств, кусочек Болот, из которых ей так не хотелось никуда уходить, а уж тем более на территорию людей.

Стефан опускается на колени перед ней слишком неожиданно. Заставляя удивленно сморгнуть пелену собственных воспоминаний, куда её как воронкой каждый раз засасывало, стоило на мгновение окунуться в омут памяти слишком глубоко. Иногда ей казалось в такие мгновения, что кислорода снова и снова в просторных стенах замка становится слишком мало. Что ладонь, мягко опускающаяся порывом на собственную, бледную шею, и эти горячие губы, накрывающие вновь с головой лавиной уже знакомых, но до сих пор не изученных ощущений. Стефан пахнет виноградом, могуществом на уровне человека, способного управлять долгие годы большим королевством, жадностью, и страстью. Малефисенте не знакомы эти эмоции. Кроме гнева, отчаяния, боли и одиночества, что поглощало с головой ежесекундно, волшебному существу не раскрыты были другие проявления чувств. Да тогда очень давно, когда мальчишка признался ей в любви, когда они воспарили над облаками в поцелуе, всё было иначе. Легче, проще, без этих трясок на уровне эмоций, проще что ли.

— Тогда покажи мне, что хочет твоё сердце на самом деле. — кроме ненависти, недоверия и злости, смятения, страхов, поджатых губ и недосказанных фраз, она ничего и не видела. Да там в домике, где росла Аврора, Стефан снова показал себя открыто, пусть не до конца, не раскрывшись, снова чего-то испугавшись, он сделал этот шаг на встречу тому, что огибает их вражду в долгие шестнадцать лет. Крылатая до сих пор помнит, как покрылась мурашками от его прикосновений, как поцелуй пьянил слаще любого вина, как смотрели эти глаза на неё, стоило ему повалить хрупкую фигуру на дубовый стол. Они пережили войну, практически гибель Стефана, если бы не Аврора, столько разочарований, недоверия, враждебности. Но есть то, что они так и не смогли пережить - Любовь.

Подпись автора

Рыцарей напрасно мчали кони.
Принцев презирала, все – повесы.

Будучи неправильной принцессой
С детства я мечтала о драконе.

Найди свою гавань и всё... всё будет хо-ро-шо.

Малефисента не могла понять людей. Их эмоции, уклад жизни, поведение... Всё это таким цветастым калейдоскопом накрывало с головой, как это прекрасное вино, которое в очередной раз разливал по бокалам Стефан, явно подорвавшийся на очередной бомбе собственных эмоций. Мешанина. Вот так вот просто. Он чиркает спичкой из собственных слов, пытаясь прожечь и без того в сердце феи нескончаемую дыру. Знал бы мужчина на самом деле, какое там кладбище из несбывшихся надежд, утерянной любви, горькой предательской волны одиночества. Король снова сопротивляется. Не признаёт очевидные вещи, имея под своим разумом, как маленький крючок, зацепки на собственную правоту. «Мне сейчас не показалось?» Зеркаля его буравящий взгляд то посох, то собственное лицо, крылатая одну бровь всё же выгибает в вопросительной интонации, прихватывая уже успевшее полюбиться вино. Этот напиток чарующим образом позволял ей в первую очередь слышать своего собеседника, и сразу не падать в ответную ярость, которая как известно двум королевствам, превращала их жизнь в самый настоящий ад. Воинственный настрой этот крепленый, виноградный напиток превращал в... улыбку? Стефан начинал казаться в её глазах тем самым мальчиком, который не признаёт ошибок.

Воспоминания невольной волной захлестнули взгляд, чуть подёрнув его пеленой событий былой давности, когда мальчишка проиграл спор. Был уверен, что сможет закинуть тонкий, плоский камень через речку таким образом, чтобы в момент падения, он шлепнулся по водной глади и проскакал подобно лёгкой, папирусной бумаге, а не утонул на середине, образуя под собой заметные круги на поверхности. Малефисента несколько раз говорила ему, что это невозможно, предостерегала, что эта часть реки болот имеет под собой бурлящие источники, и даже если сын крестьянина подсчитает все возможные риски, прицелится и бросит, то сил точно не хватит. Есть те вводные данные, которые в природе её окружения имеют свойство корректировать изначальные события. Он правда пытался. Хмурил брови, прищуривался, а она в своём летнем, кружевном, зеленом платье с мелкими камушками по окантовке наблюдала с хитрой улыбкой. Как же долго Стефан прицеливался. Несколько раз через плечо оборачивался, чтобы убедиться в том, а не колдует ли фея под стать себе, чтобы их спор перевесил здравый смысл. «Руки при мне, ты видишь магию? Я вот вижу твои отчаянные попытки, но Стеф, пожалуйста, давай оставим этот спор?» Её мягкий, ласковый смех ещё больше разжигал парня продолжать. Он даже гальку сместил ботинками у берега, стараясь подойти к буйным водам поближе, чтобы достичь неизвестного: закинуть камень со шлепком по сверкающей глади, прокатить его в своих ладонях и когда проиграл... Так долго бил руками о стоящий рядом дуб. Тот обидчиво шелестел пушистой кроной, раскачивая массивные ветки, а Малефисента очень старалась не смеяться. Так сильно старалась, что даже глаза защипало слезами, а нос щекотали невысказанные эмоции. Она обещала его поддержать, не комментировать сразу о том, что я же г о в о р и л а, дать время человеческому мужчине выдохнуть, испустить пар, а только после мягко обнять.

Он уже тогда не принимал тот факт, что может проиграть.

В какой-то элементарной мелочи, как бросать камни по воде, как бежать на спор через весь лес, запыхавшись, обливаясь потом, когда у неё за спиной крылья и её способности превалируют над его упрямством. Стефан уже тогда не готов был мириться со своим априори проигрышем. «Мужчины?» Своих родителей фея не помнит, их убили слишком рано, она ещё не была способна зафиксировать всё то поведение, с которым общался папа с мамой, как вел себя даже при военном положении, как отстаивал позиции, когда она умоляла его не подвергать себя опасности. Кажется, всё это имело под собой генетический прототип упрямства, с которым сейчас монарх пытался перетянуть одеяло на себя.

— Почему тебе так трудно признать свою оплошность? Что ты оступился, поддался греху? — несмотря на пылающий взгляд Короля, фея оставалась спокойна, только вот к вину теперь не равнодушная, попивала из внушительного кубка, не смотря на то, что вокруг постепенно обстановка стала приобретать смазанный, более мягкий характер. Она искренне не понимала, почему этим губам так сложно признаться в содеянном и... — Раскаяние - это то, что твоему эго никак неизвестно? — хмельная усмешка ложится на алые губы, а после крылатая чуть вздрагивает, когда Король оказывается слишком близко, шепча на ухо пожелание уйти от гостевого зала и остаться наедине. Как ему это удаётся? Соскакивать с темы на тему, блуждая своим горячим дыханием по собственной коже, заставляя покрываться мурашками.  Люди. В них таится столько недосказанного, сумасшедшего, что Малефисента выпрямляет плечи и наконец-то поднимается с насиженного места. Крылья радуются тому, что больше их ничего не ущемляет в этом однобоком стуле, встряхивается и подцепляет уже привычный для себя посох. Тот камнем светит в своём изумрудном, глубоком свете и следует послушной, высокой тенью прочь, сощуривая трехцветие глаз лишь тогда, когда прислуга допускает в эмоциях на лице растерянность: Король просит убрать за их пиршеством, и не объясняя своих дальнейших действий, ведет её по темным, прохладным коридорам.

— Никогда бы не подумала, какой внутри большой ваш каменный замок... — мелодичный голос расходится эхом по ветвистым дорожкам и далеко уходящим вперед стенам. Малефисента - сейчас как ребёнок. С удовольствием разглядывает висящие на стенах рыцарские мечи, шлемы, несколько видов гербов, каменную кладку, что в некоторых местах от времени иссохлась и выпячивает немые губы удивления, оставляя прорези в общей конструкции. Война не дала разглядеть, как живут люди в своих угодьях. Чем дышат? Как ограничивают себя этой громоздкой медалью из камня, дорожек, высоких стен и массивных потолков. — Война не дала разглядеть детальнее нас с тобой. — этот человеческий напиток из винограда и браги развязывает язык, позволяет опускать детали и не концентрироваться привычным для себя взглядом на негативе, который способен расставить множество преград, а не мостов. Поэтому в своих изречениях, как и движениях, фея плавная, шуршит подолом платья, чуть расправляя крылья, когда они наконец-то сменяя пролёт за пролётом оказываются в опочивальне Короля.

— Это твоя обитель? — на удивление было просторно. Можно было развернуться, несмотря на широкую кровать с шелковыми простынями, балдахином и всё, что нужно было для уюта в человеческом понимании. Малефисента чувствует себя словно бы в каком-то неизвестном музее, и как только широкие двери закрываются за спиной, оставляя их по-настоящему наедине, улыбается. В теплом, мерном свечении от пламени подсвечников, её зубы кажутся белее обычного, подчеркивая острие клыков и собственный, хитрый вид. — Стефан? — рукой мягко касается волос на затылке, привлекая к себе ближе, оказываясь на расстоянии вытянутой руки, словно бы давая понять, что назад точно дороги нет в этом схлестнувшемся безумии. Они слишком много прошли по войне, топчась сапогами на смерти невинных людей и если сейчас есть хотя бы крошечный шанс, чтобы забыть привычные распри, то она сделает всё, чтобы поверить под пологом огромной Луны, освещающей завершение этого тяжелого, но нужного двоим дня.

Подпись автора

Рыцарей напрасно мчали кони.
Принцев презирала, все – повесы.

Будучи неправильной принцессой
С детства я мечтала о драконе.