Ночь пятницы отозвалась первыми осенними заморозками. Гретель только закончила мыть посуду после небольшого скромного вечера в доме кюре. Скромным он был потому, что далеко не все жители деревни имели честь посидеть за одним столом с пастором и отведать, что Бог послал. Посылал Бог еды всегда хорошей, ради которой на базар отправлялась одна из прихожанок, та, что особенно веровала и проводила с кюре массу времени, особенно, когда муж уходил в ночь на рыбалку.
Гензелю и Гретель изысков не перепадало, плоть надо было смирять, а воздержание предполагалось совершенно во всем – даже в худенькой одежде, которую обеспечивал названный опекун. Несмотря на это, девочка умудрилась сшить им с братом из лоскутков очень красивые одеяла. Возможно теперь, посмотрев на эти одеяла, Гретель рассмеялась бы нелепости и наивности рукоделия, но в тот момент девочка была очень горда собой. С момента убийства Лесной ведьмы, мачехи и отца произошло множество изменений: семилетняя девочка все так же улыбалась, была такой же разговорчивой, даже непосредственность в ней осталась, но что-то неуловимо изменилось в детском взгляде: он стал жесткий, колючий, злой.
Все украденные у ведьмы драгоценности дети надежно спрятали и больше не говорили о них толком, словно и не было ничего, кроме того, что «Бог послал» господину кюре.
Свернувшись под одеялом калачиком, девочка терла шершавые от постоянной стирки и мытья ладони друг о друга, сквозь неплотные деревянные рамы проникала ночная прохлада, сгущающаяся в угловатые образы и тянущая свои костлявые когтистые пальцы к кровати.
- Гензель, – едва слышно позвала она, словно опасаясь привлечь внимание сгущающегося черного призрака в углу комнаты. Они смотрели друг на друга: Гретель на мрак, мрак – на нее. От порыва ветра окно резко распахнулось, и в него бросилась мачеха: она цеплялась за раму, как за край проруби, пытаясь влезть в комнату, хотела что-то сказать, но только плевалась водой и показывала на падчерицу пальцем.
Девочка отпрянула к стене, сжалась, подтянув колени к подбородку, натянула одеяло до самого носа, зажмурилась, и из-под опущенных светлых ресничек покатились слезы. Она тихо всхлипнула, утерла нос рукой и снова открыла глаза. Окно оказалось закрытым, только мрак в углу поглядывал страшно, обещая новые видения.
Не выдержав, девочка спрыгнула с постели, и шлепая босыми ногами по доскам, тихонько пошла к спящему брату. Ей казалось, что дверь в комнату начала со скрипом открываться, и в ней вот-вот покажется отец. Как на спасительный круг Гретель забралась на кровать Гензеля и снова окинула взглядом комнату: все будто утихло, замерло, развеянное близостью брата. Больше не было ни мрака, ни теней, ни даже холода – его она принесла с собой из проклятой кровати, в которой теперь спала.
Девочка потрепала брата по плечу.
- Гензель, - шептала она, - Гензель, - продолжала, пока, наконец, не получила желаемого. Брат начал просыпаться, и она, юркнув под одеяло, устроилась у него под мышкой и обняла за талию. – Прилежи меня, я замерзла…
[icon]https://forumupload.ru/uploads/000b/09/4f/7993/997264.jpg[/icon]

Отредактировано Gretel (2024-04-27 15:44:07)

Гретель не ответила, лишь прижалась к брату плотнее, согреваясь его теплом и с наслаждением ощущая ладонь на своей спине: так было и уютно, и совсем не страшно. Выступившие слезы давно высохли, а испуг испарился, будто его и не было. Человек ко всему привыкает, вот и девочка невольно смирилась со страхом, преследовавшим ее с момента, когда старуха посадила брата в клетку и принялась откармливать его, чтобы съесть.  После смерти старуха больше никогда не появлялась ни во сне, ни наяву, от воспоминаний о ней осталось лишь ледяное чувство страха за брата, за саму себя, за потерю надежды на спасение. Но мачеха стала настоящим проклятьем: Гретель не раз видела ее вблизи водоемов, в ночной мгле, у колодца, но при этом девочка никогда не кричала от ужаса, все больше молчала и сжималась, ощущая подступающие к горлу спазмы. Брату старалась ничего не рассказывать, хотя он и так все прекрасно знал. Он, как никто, видел и понимал все, что происходило за завесой устаканившейся жизни с кюре.
Гензель повернулся, и сестра из желания поиграть, активно, но неуверенно засопротивлялась.
- Ну… - запротестовала она, когда парень начал ее перекладывать. – Ай, щекотнО!  - она хихикнула и дернула ножкой, разулыбалась и притихла довольная. Ладони у брата были широкие и такие родные. Тепло сразу же разлилось по телу, вытесняя озноб и принося успокоение, в котором страшные ночные тени меркли окончательно. На несколько мгновений воцарилась тишина, словно младшая и впрямь последовала совету и уснула.
- Не уходи потом на мою кровать, - вдруг вкрадчиво прошептала она, будто раскрывала страшный секрет, о котором никто никогда не должен узнать. Вдруг, когда она уснет, а брату станет тесно на узкой кровати, он решит перелечь на ее, и мачеха придет за ним?
Девочка прильнула к брату и вновь замолчала, закрыв глаза. Ноги отогрелись, тени отступили, и разум заволакивала пелена сна. Было так хорошо и уютно, будто здесь, под боком у Гензеля и был ее дом – настоящий дом вне зависимости от окружающих их стен и крыши. Так она смогла жить в лесу, так хорошо и здесь, так будет в любом месте на земле, где бы они ни оказались.
- Как думаешь, – вдруг спросила она, неожиданно для самой себя, будто кто-то невидимый схватил за шкирку, выдернул из дремы и напомнил о важном. Гретель приподнялась и устроила подбородок на ладошку, лежащую на груди Гензеля, - мачеха с отцом, они в Аду или еще тут? – когда мачеха рвалась в окно, она точно хотела что-то сказать, но не могла. В тот момент Гретель не думала ни о чем: основным желанием было избавиться от навязчивого видения. Теперь в воспоминаниях прорисовывались слипшиеся мокрые волосы, смертельная мгла на бельме глаз, окровавленные ободранные пальцы, цепляющиеся за оконную раму, и искривленный ненавистью рот, из которого вместо слов лилась вода.
- Еще знаешь что, мне кажется, господин кюре все-таки догадался, – продолжила она. – Может, ему нужен наш клад, и он специально не дает нам хорошую еду и одежду, чтобы проследить, куда мы пойдем за драгоценностями? – в темноте не было видно горящих глаз, но интонация шепота передавала все любопытство, запечатленное в них.
[icon]https://forumupload.ru/uploads/000b/09/4f/7993/997264.jpg[/icon]

Отредактировано Gretel (2024-04-30 10:36:40)

Гретель коротко хихикнула и вжалась носом в руку брата. На самом деле ей было вовсе не смешно, ту кровать преследовали странные видения, и девочка в этом ни минуты не сомневалась, даром что ли она глаз сомкнуть не может, а брат все-таки спит. Потому и не хотела, чтобы Гензель переходил туда, вдруг и его этот мрак пугать станет?
Все стихло, но раз уж Гретель не спала, то чего бы она даст спать брату? Его хриплый голос успокаивал, она пристроилась у него на плече, слушая о том, как мачеха и отец вмерзают в лед в Аду. И хотя она всегда думала, что в Аду вечно горят, версия брата нравилась ей даже больше.
- Это хорошо, - сонно мурлыкнула девочка. С одной стороны, ей очень хотелось спать, с другой – не хотелось вовсе. Ночь – короткое время, когда она могла поговорить с единственным родным человеком, а еще помолчать с ним обо всем, что так пугает; задать наводящие вопросы, которые скапливались в рыжей голове. Посапывая в руку паренька, сестра слушала его версию о господине кюре. Гензель, конечно же, прав: откуда этот человек может знать про богатство? Гретель почувствовала его щеку на своей макушке и разулыбалась – было так хорошо и тепло рядом с человеком, дороже которого не могло быть никого в целом свете!
- Не надо, - прошептала она, прикрыв глаза. – Хлеб-вода есть – и ладно, - она улыбнулась, приподняла голову и опустила подбородок на грудь брата, будто хотела смотреть в глаза, которых не было видно в ночной темноте. – Знаешь, что я думаю? Нам больше понадобится, когда вырастим. Представляешь, когда мы будем большие, сможем купить хороший дом! А еще я стану больше тяпки, и окучивание растений перестанет быть таким утомительным. Но все равно не будем заниматься огородом! И колоть дрова ты не будешь, чтобы спина не болела! Все-все начнем покупать! Станем ходить на рынок и покупать там необходимое, сгружать на повозку и везти домой на белой лошадке. Помнишь какое красивое голубое платье у Линды? – Линда была молодая светловолосая девушка из галантерейной лавки, к ней сватался уже не первый кавалер, но пока каждый получал только отказ, - я пошью себе такое же, а по вороту разошью жемчугом, чтобы он блестел ярче снега в полдень на зимней опушке. А тебе сошью костюм, как у вельможи, чтобы никто не показывал на нас пальцем и не думал, что мы бедные, - она склонила голову и пристроилась щекой на груди парня. Перед глазами появлялись картины предстоящей сказочной жизни, в которой все казалось таким прекрасным и безоблачным. Сон медленно укрывал мягким покрывалом, дыхание девочки выравнивалось, а голова безвольно лежала на груди брата.

По небу плыли облака. Они с Гензелем лежали на лесной опушке среди цветов и алых ягод земляники, ветер обдувал приятной прохладой. Гретель взяла брата за руку и повернула голову, чтобы посмотреть на него. Ужас охватил все ее тело, а в зрачках отразились обезглавленное тело брата и стоящая над ним мачеха, держащая отрубленную голову за волосы. Кровь заливала опушку, растекаясь из искромсанной шеи, листья облетали с деревьев под беспощадным шквалистым порывом, громко закричали тучи воронов, заслоняющие серое небо.
- Ты останешься одна и станешь ведьмой! – скрипучий голос мачехи пронзил ледяную завесу ветра.

Гретель вскрикнула и проснулась, подскочив на кровати.
- Гензель! – воскликнула она, вновь припав к груди брата и обхватив его обеими руками за плечи. – Никогда – никогда не умирай! Никто не отнимет тебя у меня! Никто, - бессвязно бормотала она, ощущая, как вновь колотится сердце. – Я всех убью, кто обидит тебя…
[icon]https://forumupload.ru/uploads/000b/09/4f/7993/997264.jpg[/icon]

Отредактировано Gretel (2024-06-19 12:04:46)